Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ, проект № 08-01-62102 а/т

В период с XIV по XVII в. в Прибайкалье происходил процесс консолидации различных родо-племенных групп, в том числе тюркского и тунгусского происхождения, в рамках нескольких крупных территориально-этнических объединений. К началу XVII в. этническая карта в регионе выглядела примерно следующим образом. В долине Ангары и ее притоков, а также Верхней Лены проживали хонгодоры, булагаты, эхириты и отдельные родовые группы западномонгольского происхождения — икинаты, сэгэнуты, зунгары и т.д. В Забайкалье кочевали хоринцы и многочисленные группы собственно монгольского происхождения. В верховьях Оки обитала небольшая часть сойотов-тюрков, впоследствии почти полностью ассимилированных бурятами.

Хоринцы (хори-туматы), как известно, ещё с XII-XIII вв. составляли одно из основных племенных объединений в Прибайкалье или страны Баргуджин-Тукум. Однако период с XIV — по конец XVI вв. у хоринцев, как, впрочем, и по всей Бурятии в целом, считается относительно «темным».

Касаясь вопроса об этом периоде в этнической истории хоринцев, некоторые исследователи обращали внимание на факт широкой распространенности старинной песни о загадочной стране Наян-Наваа. Одни эту местность пытались находить в отрогах больших Гималаев, другие — в пределах нынешнего Тибета или Кукунора.

Думается, что наиболее приемлемая историко-географическая интерпретация этой песни дана краеведом Ц.Ц. Доржиным. Отрывок из текста данной песни звучит следующим образом:

Аян (хан) заяа заяанай
Наи-Нава, жиниилэ (миниеэ лэ гу)?
Байдан, Байдан байдалай
Бада-Его, миниилэ (миниеэ лэ гу)?

Походная жизнь от судьбы
Наи-Нова, ты моя (моя ли)?
Байдан-байдан от жизненной ситуации
Бада-Его, ты моя (моя ли)?

Сыновья Толуя Мункэ-хан и Хулагу в середине ХIII в. снарядили крупную военную экспедицию из 30 тыс. человек отборного войска под командованием последнего для закрепления и колонизации, завоеванных еще в 1220-1230-х годах Ирана, Багдада и Западной Азии. И войско, согласно «Ясе» Чингисхана, состояло из Подразделений, представляющих собой отдельные племена и роды. Поэтому кажется довольно очевидным, что оно должно было включать в себя племена нынешнего Забайкалья — владений Толуя, а затем и Хулагу, где и обитали хоринцы. Вообще, это время в Центральной, Средней и Западной Азии характеризуется как эпоха великого переселения народов, а большинство монгольского населения в этот период передвинулось в южном и юго-западном направлениях, вслед за действующими армиями, ближе к ним по причине необходимости тылового обеспечения длительной военной экспансии.

В итоге хоринцы оказались в пределах современного Ирака, в провинции Найнава — предгорной возвышенности с обширными пастбищами по берегам рек Тигр, Большой и Малый Заба. Здесь же встречаются топонимы типа Бада Его, Айн-Зьяла и целый ряд других названий явно монгольского происхождения.

Далее, в преданиях обязательно подчеркивается очень большая отдаленность края Наян-Нава, указывается, что он расположен далеко от Монголии.

В народных сказаниях фактически дана характеристика природно-климатических условий того региона, когда утверждается «отсутствие холодных снежных зим в том прекрасном крае с мягким климатом и вечнозеленой растительностью.

В преданиях также говорится о том, что в тех краях «бывало, кони топтали своими копытами изюм», т.е. виноград. Развал монгольских династий в Месопотамии и сопредельных регионах вызвал, очевидно, и отток отдельных групп монголоязычного населения на свою исконную родину» [Доржин, 2003].

Во второй половине XVI в. хоринцы, судя по данным их летописей, оказались в ведении тумэтского Алтан-хана. Подобное стечение обстоятельств, по-видимому, не было случайным. Алтан-хан, как известно, был одним из наиболее деятельных правителей Монголии, приверженцем, можно сказать, более или менее прогрессивных взглядов для своего времени. Кроме того, выбор хоринцев мог быть продиктован и соображениями былых этнокультурных связей с тумэтами.

В конце XVI в. принцесса Балжан-хатун была выдана замуж за Дай-хунтайджи., сына солонгутского Бубэй-бэйлэ-хана. Люди 11 -ти хоринских родов были отданы в качестве приданого (инжи). Бубэй-бэйлэ-хан после смерти своей жены взял молодую жену, которая оказалась не в ладах с невесткой Балжан-хатун. Тогда Дай-хунтайджи взял свою жену и свой народ одиннадцати родов хоринских и «перекочевал побегом около 1594 г.. по русскому летотоисчислению в направлении между севером и западом» [Бурятские летописи, 1995, с. 6]. Далее хоринцы, спасаясь от преследований Бубэй-бэйлэ-хана, а также в результате столкновений с тунгусами улятского рода постепенно расселились дальше на север и запад вплоть до западного побережья оз. Байкал.

Можно предполагать, что основная часть предбайкальских бурят, т.е. эхириты, булагаты и, по крайней мере, часть хонтодоров к началу XVII вв. находилась на определенной стадии этнической консолидации. Это было обусловлено целым рядом факторов — периферийное положение к остальному монгольскому этническому миру, единство территории, сходство природно-географических условий, следовательно, хозяйственно-культурных типов, общность исторических судеб — в его формировании заметную роль сыграли этнические компоненты тунгусского, тюркского и также ойратского происхождения, что во многом определило своеобразие культурного облика западных бурят.

Появление русских в Восточной Сибири и последовавшее за этим присоединение Бурятии к России придало совершенно иную направленность и характер происходящим в регионе этническим процессам, предопределив во многом их современную специфику. Установление Россией устойчивых пограничных рубежей с Монголией и Китаем привело к обособлению бурятских племен от остального монголоязычного мира, к разрыву их традиционных хозяйственно-культурных связей с народами Центральной Азии, Китая, Тибета, и дальнейшее их этническое развитие шло под непосредственным влиянием русскоязычного населения.

Вторжение нового и весьма могущественного этноса не могло не сказаться на привычном образе жизни и расселении местного населения. Прежде всего, необходимо отметить усиление миграционного движения среди аборигенов, которые и до этого вели достаточно подвижный образ жизни. Оно было вызвано несколькими причинами — и стремлением уклониться от уплаты ясака, и лихоимством местной русской администрации, и хозяйственной деятельностью переселенцев и т.д.

Среди западных бурят наиболее массовые перемещения связаны с известными событиями 1658 г., которые достаточно сильно сказались на характере расселения и в родоплеменной структуре отдельных групп бурят. Одно из существенных этнических последствий данного события — это фактический распад унгинско-окинской группировки булагатов на левобережье Ангары. Возвращаясь в последующие годы отдельными небольшими группами, беглецы в силу разных обстоятельств в основной массе уже не попадали в прежние места обитания. Так, согласно данным исторических хроник селенгинских бурят, когда в результате притеснений со стороны местных правителей Монголии ашебагаты вернулись в пределы России, в Иркутске им было предложено заселяться по Хилку и Чикою, т.е. по притокам Селенги. По данным 1669 г., в низовьях Оки насчитывалось лишь 26 плательщиков ясака [Долгих, 1960, с. 212], в то время, по некоторым оценкам бурят, здесь к приходу русских проживало более тысячи человек, не считая их кыштымов [Окладников, 1937, с. 44].

Интенсивные миграционные движения среди бурят привели к следующим, наиболее ощутимым последствиям. 1. Изменение первоначальной территории обитания многих локально-родовых групп; постепенное сужение общей этнической территории, на которой располагались предки бурят к началу XVII в. 2. Усиление процесса ломки межродоплеменных барьеров и межэтнического смешения. 3. Нарушение процесса этнической консолидации в рамках отдельных родо-племенных общностей.

С другой стороны, в результате перемещений среди различных родо-племенных групп начали образовываться некоторые новые территориально-этнографические группы населения. Наиболее крупное среди подобного рода образований — это селенгинские буряты. Такое название исторически закрепилось за тем населением, которое в свое время было приписано Селенгинскому острогу (основан в 1665 в.), а позднее — Селенгинской степной думе и Цонгольской инородческой управе. Эта территория охватывала довольно обширный район, доходящий примерно до среднего течения рек Джида и Темник на западе и до среднего течения реки Чикой на востоке, до г. Верхнеудинска на севере и до монгольской границы на юге.

Имеющиеся данные позволяют также предполагать, что отдельные этнические группы из числа коренных обитателей края в результате вторжения русских оказались, в конечном счете, за пределами современной этнографической Бурятии.

Так, согласно отпискам ленских воевод Петра Головина и Матвея Глебова, «… живет … вверх по Витиму реке даурский князец именем Ботога с товарищами, … а живет де он, Ботога на Витиме реке на усть Карги реки, на одном месте улусами, а юрты те, государь, у того князца Ботога рубленые, и скота де, государь, у того князца Ботоги всякого и соболя много, и серебра де у него есть а то, де, государь, он серебро Ботога и камни покупает на Шилке реке у князя Ловкоя, от Ботоги де государь вверх по Витиму реке и до Яравна озера по обе стороны Витима реки, даурские конные многие люди, а бой де у них лучной, а язык, де, государь, у них свой, с якутским и тунгусским языком не сходится». Сентябрь 1641 г. [Сборник документов…, 1960, с. 38]. Больше о даурах в Забайкалье, насколько известно, нет каких-либо сведений в русских документах того времени.

Следующие сообщения о даурах содержатся в донесениях казацких атаманов Максима Перфильева, Василия Пояркова, Ерофея Хабарова во время их похода на Амур в 1643 г.: «… а Умлекан пала в Зию с правую сторону, а людей по ней нет, а на усть той речки Умлекана живут дауры пашенные …» [Дополнение. . 1848 с 164].

Дауры (дагуры) в настоящее время проживают компактной массой в пределах Хулунбуирского аймака АРВМ и провинции Хэйлунцзян КНР. Общая численность — св. 100 тыс.чел.

Что касается вопроса об этнических корнях дагуров, то заслуживает внимания указание на то, что до воцарения династии Елюй главным у киданей был род Дахэ [Е Лун-ли, 1979, с. 311] . На основании созвучности имен допустимо предположение об участии киданьского компонента в этногенезе дагуров. Некоторые имеющиеся данные позволяют говорить и о языковой близости киданей и дагуров [Рассадин, 2004, с. 13]. Предполагаемая историческая связь дагуров и киданей нашла подтверждение со стороны китайских генетиков, которые выявили генотип киданей и, сопос тавив его с генотипами монгольских народов, обнаружили его совпадения с генотипом дагуров [Там же]. Далее, напомним, что в свое время Ц.Б. Цыдендамбаев склонен был усматривать следы киданьского влияния в названии хоринского рода бодонгут, ссылаясь на то, что «миф о втором царе киданей связан с тотемным культом свиньи» [1972, с. 207].

При выявлении некоторых перипетий сложной исторической судьбы дагуров представляет интерес одно сказание, записанное Б.И. Панкратовым. В нем повествуется о том, что дагуры в свое время входили в племенной союз, которым правил некий Сааджигалди-хан. Этот хан потерпел поражение в войне с соседями и был вынужден уйти на запад. Уходя, он увел с собой большинство своих подданных, а на покинутых кочевьях оставил только самых слабых и тех, кто боялся долгого пути, поручил им хранить могилы предков. В предании ничего не говорится о том, какая судьба постигла Сааджигалди-хана и его подданных. При определении вопроса о местах прошлого расселения дагуров могут представить интерес строки одной старинной песни:

Происхождение будха-хошуна
Имеет свои истоки у Байкала.
С насиженных мест спустившись,
Поселились в степи Байгар.

Байгар-тала — название степи, которая простирается между реками Нонни и Ган [Страны и народы…, 1999, с. 133-134].

Выходит, часть дауров, чья генетическая общность с киданями является в целом очевидной, в силу неблагоприятно сложившейся этнополитической ситуации была вынуждена мигрировать в более западные районы, и в течение какого-то, видимо, достаточно продолжительного времени обосновались на территории современного Забайкалья.

В пользу подобного утверждения можно привести некоторые другие факты. Согласно, например, «Географической энциклопедии» Забайкалье и частично Приамурье до XVII в. назывались Даурией. Правда, при этом не указано, с какого времени сложилась такая традиция и в каких источниках впервые такое название зафиксировано. Там же указано, что после XVII в. это на звание сохранилось главным образом за Забайкальем. При этом выделяются Байкальская Даурия — от Байкала до Яблонового хребта, и Селенгинская Даурия — южная часть Байкальской Даурии к востоку от р. Селенга. И к середине XVII в., после первых контактов и столкновений с русскими казаками, дауры без особых проблем и раздумий двинулись в сторону своих прежних мест обитания.

Известно, что в XII—XIII вв. в пределах Прибайкалья проживали значительные этнические группы, объединенные под названием «баргуты». Однако в источниках начала XVII в. в Прибайкалье не зафиксировано сколько-нибудь значительных групп населения, именуемых «баргутами». Зато сохранились достаточно отчетливые легенды и предания среди баргузинских эвенков о проживавших здесь в прошлом баргутах (хорчин-баргутах, солон-баргутах, монгол-баргутах). Сохранилась также память о так называемых «баргутских канавах» и прочих предметах старины.

Есть основания для отождествления баргутов с байырку древнетюркских рунических надписей или байегу китайских (танских) хроник. Например, тюркское (киргизское) байыркы имеет примерно такое же значение, что и монгольское баргут. Как отмечал Ц.Б. Цыдендамбаев, «тюрки имели обыкновение называть инородные им племена путём перевода их самоназваний на тюркский язык» [ 1972, с. 279].

Такому предположению не противоречат и географические параметры. Основная, исконная территория обитания байырку/байегу, судя по определениям китайских хроник, вполне сопоставима с пределами современной Баргузинской долины.

Важным представляется вопрос о причинах и времени ухода баргутов-хорчинов с ранее занимаемых земель. Согласно одним вариантам легенд, в долине начала расти береза, что было воспринято ими, как предзнаменование прихода белых людей и, избегая встречи с ними, баргуты решили покончить с собой. Согласно другим, баргуты просто ушли, увидев появление наростов на березах.

Поскольку подобные сюжеты весьма распространены, на их основании трудно сделать какие-то конкретные выводы. По мнению одних исследователей, баргуты ушли задолго до прихода русских, вероятнее всего, в результате столкновений с эвенками на почве землепользования [Шубин, 1973, с. 9-10]. Другие же склонны были предполагать, что хорчины начали покидать насиженные места непосредственно перед появлением русских, наслышанные об их лихоимствах [Востриков, Поппе, 1935, с. 10]. Вторая точка зрения представляется более реальной. Тунгусские племена, если их общая численность по всей Баргузинской долине составляла в XVII в. примерно 880-1000 чел. [Шубин, 1973, с. 11], вряд ли могли представлять столь уж сильную угрозу для своих соседей, особенно если учесть различия в их хозяйственно-культурном типе, исключающим сколько-нибудь серьезные раздоры из-за земельных угодий. Разумеется, имели место и стычки между ними, но тунгусы, по их воспоминаниям, и «торговали с баргу. Хорошо было, пока не пришли много люча» [Неупокоев, 1926, с. 30].

На вероятность вывода, что баргуты ушли непосредственно перед приходом русских, или даже имели с последними какие-то кратковременные контакты, наталкивают сюжеты легенд о баргутах-аборигенах, имеющие распространение и среди русского населения Забайкалья [Тихонова, 2005, с. 115-129].

Совокупность имеющихся данных больше склоняет к мысли, что беженцы из Баргузинской долины со временем составили основу так называемых хуучин барга — «старых баргутов», проживавших в настоящее время компактной массой на территории Хулунбуирского аймака. Согласно имеющимся источникам, на этих землях они появились примерно в середине XVII в., причем непосредственно из пределов Халхи, где, как известно, к тому времени также складывалась весьма непростая политическая обстановка. А район Хулун-Буира, оказавшийся временно на стыке интересов России, Маньчжурии, монгольских ханов, вплоть до 20-х гг. XVIII в. находился как бы в положении нейтральной территории, представляя удобное прибежище для разных групп кочевников в то смутное время. К 1700 г. часть баргутов, перевалив через Хинган, приняла подданство Маньчжурского дома. В начале 30-х гг. XVIII в. в целях закрепления территорий по эту сторону от Хингана баргуты были переведены обратно вместе с группой дауров, солонов, ороченов [Меньшиков, 1917; Кормазов, 1928, с. 45].

В языке и культуре «старобаргутов» сохранились некоторые факты, свидетельствующие об их прибайкальском прошлом. Так лингвисты в их языке выделяют ряд признаков, сближающие его с говорами ольхоно-кударинских и баргузинских бурят. Например, употребление звука «х» вместо фарингального «h» (yxyy вместо уhан -«вода», caxa/cahaн — «снег», xap/hapa — «месяц»). Или же наличие характерного аффикса — уун: дзагуу — вместо загаhан — «рыба», да-вуу — вместо дабhан — «соль», сааруу вместо caaphaн и т.д.

Кроме того, в шаманских призываниях старобаргутов имеет место обращения к хозяевам и духам таких мест, как Уйхан (т.е. Ольхон), Бархан. Можно также отметить существование у них в прошлом интересного обычая ставить конское седло, обращая его передом в северную сторону, т.е. в сторону своей прародины.

Заслуживает рассмотрения и тот факт, что старобаргутов еще называют чипчин-баргутами. Происхождение этого имени не совсем понятно. Отметим, что предпринималась попытка связать данный этноним с именем одного из предводителей эхиритов -Чепчугая (Шэбшуухэй). Последний известен тем, что, не желая покориться русским, сражался до конца и предпочел заживо сгореть в осажденной юрте.

Такое предположение кажется не лишенным основания. Имя князца Чепчугая, пользовавшегося, очевидно, достаточно большим влиянием и известностью, могли за собой сохранить некоторые группы его сородичей и потомков. Об этом свидетельствует, в частности, содержание одной из баргузинских летописей под названием «История перекочевки в Баргузин в 1740 г. баргузинских бурят с севера Байкала под предводительством Ондрея Шибшеева» [Румянцев, 1956, с. 53].

Фамилия названного предводителя вполне сопоставима с именем легендарного князца. Видимо, не случайно именно прямые потомки О. Шибшеева основали со временем династию баргузинских тайшей.

По всей вероятности, кровопролитное сражение с участием улуса Чепчугая, имевшее место в 1641 г. и закончившееся в итоге крупным поражением верхоленских бурят [Серебренников, 1915, с. 15-17], повлекло за собой бегство значительных групп местного населения. В орбиту этих событий, вероятно, оказались вовлеченными и обитатели Баргузинского края. Это могло произойти не только потому, что последние оказались на пути их вероятного движения на юг, в сторону Монголии. Но, скорее, даже потому, что Баргузинский и Верхоленский края с давних пор составляли единый этнокультурный регион.

В 1735 г. в районе озер Буйр-Нур и Далай-Нур появились новые группы кочевников, которые были включены в маньчжурскую знаменную организацию и стали называться шинэ барга («новые баргуты»). Сообщения источников и сопоставление их родового состава не оставляет сомнений в том, что последние составляют этническую общность, близко родственную современным хоринским бурятам. Известно, что часть хоринцев после закрытия русско-монгольской границы, не сумев воссоединиться со своими сородичами в России, осталась на монгольской стороне, поскольку было прекращено свободное доселе перемещение населения. Факт искусственного расчленения хоринцев в начале ХVIII в. также во многом можно рассматривать как последствие той общей политической и этнической ситуации в Бурятии, к возникновению которой была причастна и русская администрация.

Таковы вкратце некоторые перипетии этнической ситуации в Бурятии на рубеже XVI-XVII вв.

Список литературы

  • Бурятские летописи. — Улан-Удэ : [б. и.], 1995. — 198 с.
  • Востриков А. И., Поппе Н. Н. Летопись баргузинских бурят : тексты и исследования. — М. ; Л., 1935. -75 с.
  • Долгих Б. О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. — М.: Изд-во АН СССР, 1960. — 622 с.
  • Дополнение к актам историческим. — СПб., 1848.
  • Доржин Ц. Ц. Легендарная земля Наян-Наваа и белое пятно бурятской истории. — Улан-Удэ, 2003.
  • Е Лун-ли. История государства киданей. (Цидань го чжи) / пер. с кит., введ., коммент. В. С. Таскина. — М. : Наука, 1979. — 608 с.
  • Кормазов В. А. Барга : экон. очерк. — Харбин, 1928. — 281 с Меньшиков П. Н. Краткий исторический очерк Маньчжурии // Вести. Азии. — 1917. — № 2 (42).
  • Неупокоев В. Большой шаман-кындыгыр (из преданий северо-байкальских тунгусов) // Жизнь Бурятии. — 1926. — № 4/6.
  • Окладников А. П. Очерки из истории западных бурят-монголов (XVII-XVIII вв.). — Л. : Соцэкгиз, 1937. — 428 с.
  • Рассадин В. И. Особенности дагурского языка в сопоставлении с бурятским и монгольским языками // История и внешние связи бурятского языка. — Улан-удэ, 2004.
  • Румянцев Г. Н. Баргузинские летописи. — Улан-Удэ : Бурят. кн. изд-во, 1956. — 154 с.
  • Сборник документов по истории Бурятии. XVII век. — Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1956. — 154 с.
  • Серебренников И. И. Покорение и первоначальное заселение Иркутской губернии. — Иркутск, 1915. Страны и народы Востока. Вып. 29. — СПб., 1999.
  • Тихонова Е. Л. Русские предания Восточной Сибири о заселении и освоении края. — Улан-Удэ : БНЦ СО РАН, 2006. — 220 с.
  • Шубин А. С. Краткий очерк этнической истории эвенков Забайкалья (XVII — XX вв.). — Улан-Удэ : Бурят, кн. изд-во, 1973. — 108 с.
  • Юдахин К.К. Киргизско-русский словарь. Кн. 2. — М., 1995.